Неточные совпадения
«Боже вечный, расстоящияся собравый в соединение, — читал он кротким певучим
голосом, — и союз любве положивый им неразрушимый; благословивый Исаака и Ревекку, наследники я твоего обетования показавый: Сам благослови и рабы Твоя сия, Константина, Екатерину, наставляя я на всякое дело благое. Яко милостивый и человеколюбец Бог еси, и Тебе славу воссылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно и вовеки веков». — «А-аминь», опять разлился в воздухе невидимый
хор.
Зажмуря глаза и приподняв голову кверху, к пространствам небесным, предоставлял он обонянью впивать запах полей, а слуху — поражаться
голосами воздушного певучего населенья, когда оно отовсюду, от небес и от земли, соединяется в один звукосогласный
хор, не переча друг другу.
Но шум был таков, что он едва слышал даже свой
голос, а сзади памятника, у пожарной части, образовался
хор и, как бы поднимая что-то тяжелое, кричал ритмично...
Это — как бы удар
голосов,
хор вдохновенный, победоносный, подавляющий, что-нибудь вроде нашего «Дори-но-си-ма чин-ми», — так, чтоб все потряслось на основаниях, — и все переходит в восторженный, ликующий всеобщий возглас: «Hossanna!» — как бы крик всей вселенной, а ее несут, несут, и вот тут опустить занавес!
разбитым, сиплым
голосом начала примадонна, толстая, обрюзгшая девица, с птичьим носом.
Хор подхватил, и все кругом точно застонало от пестрой волны закружившихся звуков. Какой-то пьяный купчик с осовелым лицом дико вскрикивал и расслабленно приседал к самому полу.
Между прочим, когда все в доме были против Привалова, она не замедлила примкнуть к сильнейшей партии и сейчас же присоединила свой
голос к общему
хору.
Хорь слушал, слушал его, загибал вдруг голову набок и начинал подтягивать жалобным
голосом.
— Дома
Хорь? — раздался за дверью знакомый
голос, и Калиныч вошел в избу с пучком полевой земляники в руках, которую нарвал он для своего друга,
Хоря. Старик радушно его приветствовал. Я с изумлением поглядел на Калиныча: признаюсь, я не ожидал таких «нежностей» от мужика.
Бывало, всю ночь как есть, до утра
хором поют, и какая выше
голосом забирает, той и награда.
И какой оркестр, более ста артистов и артисток, но особенно, какой
хор!» — «Да, у вас в целой Европе не было десяти таких
голосов, каких ты в одном этом зале найдешь целую сотню, и в каждом другом столько же: образ жизни не тот, очень здоровый и вместе изящный, потому и грудь лучше, и
голос лучше», — говорит светлая царица.
— Ай да голубчики! в одночасье продали! — раздался с
хор чей-то
голос.
Я был до такой степени ошеломлен и этим зрелищем, и нестройным
хором старческих
голосов, что бегом устремился вперед, так что матушка, державшая в руках небольшой мешок с медными деньгами, предназначенными для раздачи милостыни, едва успела догнать меня.
Даже
голос постылого «балбеса» сливается в общем хвалебном
хоре — до такой степени все поражены цифрою три тысячи душ, которыми теперь владеют Затрапезные.
Из отворенной двери вместе с удушающей струей махорки, пьяного перегара и всякого человеческого зловония оглушает смешение самых несовместимых звуков. Среди сплошного гула резнет высокая нота подголоска-запевалы, и грянет звериным ревом
хор пьяных
голосов, а над ним звон разбитого стекла, и дикий женский визг, и многоголосая ругань.
Разумеется, кроме маниаков, вроде Лотоцкого или Самаревича, в педагогическом
хоре, настраивавшем наши умы и души, были также
голоса среднего регистра, тянувшие свои партитуры более или менее прилично. И эти, конечно, делали главную работу: добросовестно и настойчиво перекачивали фактические сведения из учебников в наши головы. Не более, но и не менее… Своего рода живые педагогические фонографы…
Застывает учитель и превращается в лучшем случае в фонограф, средним
голосом и с средним успехом перекачивающий сведения из учебников в головы… Но наиболее ярко выделяются в общем
хоре скрипучие фальцеты и душевные диссонансы маниаков, уже вконец заклеванных желто — красным попугаем.
Было и еще два — три молодых учителя, которых я не знал. Чувствовалось, что в гимназии появилась группа новых людей, и общий тон поднялся. Кое-кто из лучших, прежних, чувствовавших себя одинокими, теперь ожили, и до нас долетали отголоски споров и разногласий в совете. В том общем
хоре, где до сих пор над
голосами среднего тембра и регистра господствовали резкие фальцеты автоматов и маниаков, стала заметна новая нотка…
Тихо, разрозненно, в разных местах набитого народом храма зародилось сначала несколько отдельных
голосов, сливавшихся постепенно, как ручьи… Ближе, крепче, громче, стройнее, и, наконец, под сводами костела загремел и покатился волнами согласный тысячеголосый
хор, а где-то в вышине над ним гудел глубокий рев органа… Мать стояла на коленях и плакала, закрыв лицо платком.
Весь педагогический
хор с
голосами среднего регистра и выкрикиваниями маниаков покрывался теперь звучными и яркими молодыми
голосами.
Из этого описания видно, что горлинки похожи перьями и величиною на египетских голубей, [С которыми весьма охотно понимаются] даже в воркованье и тех и других есть что-то сходное; впрочем, горлинки воркуют тише, нежнее, не так глухо и густо: издали воркованье горлиц похоже на прерываемое по временам журчанье отдаленного ручейка и очень приятно для слуха; оно имеет свое замечательное место в общем
хоре птичьих
голосов и наводит на душу какое-то невольное, несколько заунывное и сладкое раздумье.
— Приду, паночку. — И
голос слепца опять примкнул к
хору.
Один
голос отделился от скрипучего
хора и ответил...
У нас нет, например, единичных хороших
голосов, но зато у нас
хор русской оперы, я думаю, первый в мире.
Наконец, откуда-то издали раздались
голоса священника и дьякона: «Христос воскресе!»
Хор певчих сейчас же подхватил: «Из мертвых смертию, смерть поправ!»; а затем пошли радостные кантаты: «святися, святися!» «приидите пиво пием» — Павел стоял почти в восторге: так радостен, так счастлив он давно уже не бывал.
уверенно и грозно вторил ему
хор сильных
голосов.
И вдруг голова толпы точно ударилась обо что-то, тело ее, не останавливаясь, покачнулось назад с тревожным тихим гулом. Песня тоже вздрогнула, потом полилась быстрее, громче. И снова густая волна звуков опустилась, поползла назад.
Голоса выпадали из
хора один за другим, раздавались отдельные возгласы, старавшиеся поднять песню на прежнюю высоту, толкнуть ее вперед...
пел выразительно Веткин, и от звуков собственного высокого и растроганного
голоса и от физического чувства общей гармонии
хора в его добрых, глуповатых глазах стояли слезы. Арчаковский бережно вторил ему. Для того чтобы заставить свой
голос вибрировать, он двумя пальцами тряс себя за кадык. Осадчий густыми, тягучими нотами аккомпанировал
хору, и казалось, что все остальные
голоса плавали, точно в темных волнах, в этих низких органных звуках.
Господа это взяли в пересмех, но мне все равно, потому я одного смотрю, где она, эта Грушенька, и жду, чтобы ее один
голос без
хора слышать, а она не поет.
— Вы хотите пройти, господин юнкер? — услышал он над собою
голос необыкновенной звучности и красоты, подобный альту в самом лучшем ангельском
хоре на небе.
Она началась непосредственно после вечерней переклички, «Зори» и пения господней молитвы, когда время до сна считалось свободным. Как только раздавалась команда «разойтись», тотчас же чей-нибудь тонкий гнусавый
голос жалобно взывал: «Ху-у-ух-рик!» И другой подхватывал, точно хрюкая поросенком: «Хухра, Хухра, Хухра». И целый многоголосый
хор животных начинал усердно воспевать это знаменитое прозвание, имитируя кошек, собак, ослов, филинов, козлов, быков и так далее.
Памятна мне вечеринка перед днем пятидесятилетия журнала, где обсуждался выпуск большого юбилейного номера. На нем Федор Иванович Шаляпин, еще начинавший только что свою карьеру, восхищал всех своим молодым
голосом и в первый раз в Москве на этой вечеринке спел «Дубинушку», а мы
хором подпевали.
Одним словом, так всех растревожил, что разгоряченные весьегонцы
хором грянули: вот мчится тройка удалая! — а Глумов поцеловал виновника торжества в лысину и взволнованным
голосом произнес...
Один из ратников, возбужденный торжественностью природы, затянул вполголоса протяжную песню; другие стали ему подтягивать, и вскоре все
голоса слились в один
хор, который звучными переливами далеко раздавался под дремучим навесом дерев…
Эта песня пелась у нас часто, но не
хором, а в одиночку. Кто-нибудь в гулевое время выйдет, бывало, на крылечко казармы, сядет, задумается, подопрет щеку рукой и затянет ее высоким фальцетом. Слушаешь, и как-то душу надрывает.
Голоса у нас были порядочные.
Ахилла все забирался
голосом выше и выше, лоб, скулы, и виски, и вся верхняя челюсть его широкого лица все более и более покрывались густым багрецом и пόтом; глаза его выступали, на щеках, возле углов губ, обозначались белые пятна, и рот отверст был как медная труба, и оттуда со звоном, треском и громом вылетало многолетие, заставившее все неодушевленные предметы в целом доме задрожать, а одушевленные подняться с мест и, не сводя в изумлении глаз с открытого рта Ахиллы, тотчас, по произнесении им последнего звука, хватить общим
хором: «Многая, многая, мно-о-о-огая лета, многая ле-е-ета!»
Утро, праздничное, великолепное майское утро, со всею прелестью полной весны, с ее свежестью и роскошью тепла, с
хором радостных
голосов всей живущей твари, с утренними, длинными тенями, где таились еще и прохлада и влажность, убегающие от солнечных торжествующих лучей, обхватило Софью Николавну и подействовало на нее живительно, хотя она не привыкла сочувствовать красотам деревенской природы.
Блеск глаз, лукавая таинственность полумасок, отряды матросов, прокладывающих дорогу взмахами бутылок, ловя кого-то в толпе с хохотом и визгом; пьяные ораторы на тумбах, которых никто не слушал или сталкивал невзначай локтем; звон колокольчиков, кавалькады принцесс и гризеток, восседающих на атласных попонах породистых скакунов; скопления у дверей, где в тумане мелькали бешеные лица и сжатые кулаки; пьяные врастяжку на мостовой; трусливо пробирающиеся домой кошки; нежные
голоса и хриплые возгласы; песни и струны; звук поцелуя и
хоры криков вдали — таково было настроение Гель-Гью этого вечера.
На берегу запели, — странно запели. Сначала раздался контральто, — он пропел две-три ноты, и раздался другой
голос, начавший песню сначала, а первый всё лился впереди его… — третий, четвертый, пятый вступили в песню в том же порядке. И вдруг ту же песню, опять-таки сначала, запел
хор мужских
голосов.
Кое-где ребятишки собираются группами, озабоченно совещаясь, — составляют «банды»; под Новый год они будут ходить по острову с елкой и звездою большими компаниями, вооружась какими-то старинными инструментами, которые оглушительно гремят, стучат и гукают. Под эти смешные звуки
хоры детских
голосов запоют веселые языческие песенки — их ежегодно к этому дню создают местные поэты...
Там всё пели — то в один
голос, то в два, пели
хором.
— Нет, так. Зарубили. Ну, того-этого, идем, Погодин. Вы небось по
голосу думаете, что я петь умею? И петь я не умею, хотя в молодости дурак один меня учил, думал, дурак, что сокровище открыл! В хоре-то, пожалуй, подтягивать могу, да в
хоре и лягушка поет.
Задуманное и явленное, как
хор, действующий согласием множества
голосов, это артистическое безумие сияло из-за черного мрамора, как утро сквозь ночь.
Несмотря на слабость своего здоровья, Алексей тоже распутничал. У него была, видимо, постоянная и давняя любовница, москвичка, содержавшая
хор певиц, дородная, вальяжная женщина с медовым
голосом и лучистыми глазами. Говорили, что ей уже сорок лет, но по лицу её, матово-белому, с румянцем под кожей, казалось, что ей нет и тридцати.
Двое других жрецов присоединили к первым свои
голоса. Это Гор и Анубис оплакивали Озириса, и каждый раз, когда они оканчивали стих,
хор, расположившийся на ступенях лестницы, повторял его торжественным и печальным мотивом.
Я узнаю об этом по тому, что звуки гармошки, на которой играет обрадовавшийся весне сторож Влас на крыльце, рваные, хриплые звуки гармошки, глухо летящие сквозь стекло ко мне, становятся ангельскими
голосами, а грубые басы в раздувающихся мехах гудят, как небесный
хор.
К сожалению, престарелый свидетель этого происшествия не мог вспомнить, что такое пел для Рубини Чихачев в гостиной М. П. Кавелиной. А это очень любопытно, потому что
голос у Чихачева была знаменитая октава, которая очень важна в
хоре, но не solo. Следовательно, очень бы интересно знать, что такое Чихачев мог исполнить один своею октавой и притом в таком совершенстве, что вызвал восторги у Рубини.
Точно на смех, судьба подарила этому негодяю физиономию настоящего херувима: нежные шелковистые волосы льняного оттенка, большие голубые глаза с длинными, загнутыми вверх ресницами, очаровательного рисунка рот. К тому же он обладал прекрасным
голосом и считался в гимназическом церковном
хоре постоянным солистом.
Он пел славно, бойко и весело. Его мужественное лицо, и без того выразительное, еще более оживлялось, когда он пел; изредка подергивал он плечами, внезапно прижимал струны ладонью, поднимал руку, встряхивал кудрями и соколом взглядывал кругом. Он в Москве не раз видал знаменитого Илью и подражал ему.
Хор дружно ему подтягивал. Звучной струей отделялся
голос Марьи Павловны ото всех других
голосов; он словно вел их за собою; но одна она петь не хотела, запевалой до конца остался Веретьев.
В этом до сих пор согласном
хоре иные
голоса, еще смелые вчера, смолкнут, или раздадутся другие и за и против.
Он и продолжался всё время всенощной, исключая тех минут, когда дивный
хор монахов и
голос отца Виктора погружал их в безмолвное умиление.